Із виступу Ярослава Матійчика на Міжнародній конференції “Між Сходом і Заходом: в пошуках нових можливостей регіонального співробітництва” в рамках Нижньосілезького політико-економічного форуму 15-17 листопада 2012 року (Кшижова, Республіка Польща) (рос.).
Многим из Вас, по крайней мере, представителям Украины, известно творчество современной украинской писательницы Наталии Кононенко. В частности, ее детективный роман «Имитация». В этом художественном произведении, автор описывает реалии гражданского общества середины 90-тых годов в Украине, иронично характеризируя их как «имитацию». Может показаться странным, что докладчик обратился к этому произведению, но как мне кажется, оно актуально и поныне.
В частности, если экстраполировать его на внешнюю политику Европейского Союза. Ведь, до Большого расширения, внешняя политика Европейского Союза, собственно, понятием расширения и ограничивалась. Сама по себе идея была универсальной – на первых порах казалось, что расширяться можно до бесконечности. По крайней мере, в пределах, в которых об этом мыслили отцы основатели Европейского Союза. Но, как оказалось, совершенство не имеет пределов. Собственно, как и расширение Евросоюза в глазах отцов-основателей. Совсем другое дело – нынешние лидеры ЕС. Ощутив весь груз включения в состав Евросоюза стран, которые не в полной мере соответствуют «староевропейским стандартам», накладывают на благополучных жителей «старой» Европы дополнительное бремя и ведут к необходимости сокращать социальное обеспечение, – лидеры Евросоюза задались вопросом: так ли уж обосновано и необходимо дальнейшее расширение? Стоит ли возрастание геополитического веса ЕС утраты нынешнего уровня социальных и экономических благ? Если раньше была распространена мысль, что Евросоюз не может быть малым, средним, а только великим геополитическим и геоэкономическим образованием, – потому как только так виделась его историческая перспектива, – то теперь наблюдения указывают на некий секвестр таких представлений и устремлений. Сейчас в императивах развития ЕС ходит не «расширение», а «реконструкция». Как следствие, ныне многие ведущие политики Евросоюза сознательно подчеркивают, что их морально-этические обязательства ограничиваются сейчас только Хорватией и процесс расширения на краткосрочную и даже более того – среднесрочную перспективу – завершен.
На фоне таких событий возникает вопрос – что же происходит с внешней политикой Европейского Союза? Что заменило идею «вечного» расширения? Что может представить миру в качестве внешней политики один из основных центров геополитики – Евросоюз? И вот тут мы возвращаемся к вопросу об имитации. Такой, своего рода имитацией внешней политики, стала политика Европейского соседства.
Сам по себе этот конструкт уже по своей сути был имитацией. Несмотря на тезисы о том, что политика соседства теперь стала канвой внешней политики ЕС, многим экспертам было понятно, что «Политика соседства» является в основном лишь красивой декларацией и рассчитывать на то, что она может охватить Алжир и Украину, Ливию и Беларусь, Марокко и Израиль не приходится.
Надо отдать должное государствам, которые в своей внешней политике все еще руководствуются идеалистичными, а не реалистичными установками, а потому чувствительны к лицемерию Брюсселя. В нашем случае такими государствами стали Польша и Швеция. Наверное, для Варшавы и Стокгольма очевидным было то, что «Политика соседства» всего лишь имитирует внешнюю политику ЕС, не отвечает ожиданиям стран Восточной Европы, ведет всего лишь к сохранению статус-кво на границах Европейского Союза. Именно потому эти два государства выступили с инициативой скрасить сугубо синтетический конструкт Европейского соседства элементами «надежды на Европейскую интеграцию». Именно указанные государства выступили с Инициативой Восточного партнерства.
Вначале идея «Восточного партнерства» казалась утопичной. Собственно – несмотря на роль и удельный вес в экономике Евросоюза, Швеция и Польша являются всего лишь одними из составляющих двигателя ЕС и соответственно, к их идеям прислушиваются, но не более. Однако, идея оказалась настолько яркой, что даже локомотив ЕС – Германия – поддержала этот порыв. Чем руководствовались Берлин и Брюссель – непонятно? Быть может, они рассчитывали на чудо: надеялись, что идея Восточного партнерства объединит Восточную Европу и Россию в приверженности европейским ценностям? А, с другой стороны, быть может – на то, что Восточное партнерство окажется очередной псевдополитической имитацией, которую проглотят наивные «осты» и которая со временем затеряется в лабиринтах Брюссельской бюрократии? Ответ на этот вопрос со временем дадут историки. Однако непреложным фактом является то, что идея сработала. Пусть не для Российской Федерации, которая в штыки восприняла Восточное партнерство и отказалась от участия в этой инициативе, но, по крайней мере, для трех стран, которые стали театром действий новейших «демократических революций»: «революции роз» в Грузии, «оранжевой» революции в Украине и «твиттер»-революции в Молдове.
С одной стороны, элиты стран Восточного партнерства скептически отнеслись к предложению Евросоюза. Например, в Украине бывший министр иностранных дел, а после этого глава парламентского комитета по вопросам европейской интеграции Борис Тарасюк неоднократно подчеркивал, что бюджет Восточного партнерства не превышает бюджета интеграционных программ ЕС с Турцией и в этой связи выражал свой скепсис по поводу инициативы ЕС.
В то же время гражданское общество стран Восточного партнерства восприняло предложение Польши и Швеции поддержанное «европейскими гигантами» с энтузиазмом. Многие лидеры гражданского общества Украины вступали с тем же Б. Тарасюком в полемику. Им казалось, что Восточное партнерство может стать шансом на нечто более обнадеживающее, чем аморфная и абстрактная «Политика соседства».
Ярким примером того, что Восточное партнерство было воспринято позитивно, стало то, что, в какой то мере, среди стран, которые провозгласили приоритетом Европейскую интеграцию, по крайней мере, на уровне гражданского общества, даже возникла конкуренция за право называть свою страну лидером Восточного партнерства.
Прежде всего, такую роль по праву играла Грузия – лидер в вопросе демократических и экономических преобразований. Затем – первенство перешло к Украине – самому большому с точки зрения геополитического, экономического и, в конце концов, демографического потенциала члена партнерства. Сейчас лидером, ввиду сложившихся в Украине политических обстоятельств, называют Молдову – по этому поводу даже с горечью отзываются известные украинские эксперты. И, пускай, мы не разделяем этой горечи, а скорее радуемся за наших юго-западных соседей – факт остается фактом: битва за первенство будоражит, вызывает азарт и интерес, а, стало быть, и на кону участия в этой символической гонке находится нечто большее, нежели имитация – нечто такое, что выглядит как достойный приз в обозримом будущем.
А сейчас, с Вашего позволения, я позволю себе некоторые спекуляции связанные с теорией конспирологии. В частности, позволю себе предположить, что такой поворот событий не всех в ЕС устраивает. Далеко не всем представителям «традиционных демократий» по нраву то, что члены Восточного партнерства состязаются за право быть «лучшим среди первых», за право достичь той высоты, с которой Брюссельское «нет» европейской перспективе будет казаться вопиющей несправедливостью.
Что же предлагают эти упомянутые мною «некоторые»? С прискорбием должен отметить, что они пытаются привнести новые элементы имитации. Определенные основания для такого подозрения дает своеобразие трактования примата «достойного управления» – т.н. good governance. В теории, как и многие концепты предлагаемые нам со стороны ЕС, такое вот управление подразумевает соответствие европейским стандартам. В частности, предлагая этот концепт своим восточным партнерам, «брюссельские небожители» подразумевают, что их соседи в Восточной Европе будут руководствоваться принципами «участия», – где общины, местные товарищества: имеют право участвовать в принятии решений; имеют право претендовать на прозрачность решений (это по-сути принцип транспарентности); и имеют основания, в том числе и правовые, для того, чтобы требовать подотчетности властьимущих (это принцип подотчетности). Пусть возразят мне присутствующие здесь коллеги, но далеко не всегда эти принципы соответствуют реальности в странах Восточного партнерства. Во многих случаях они подменяются политикой «эффективного управления» – политикой, когда все вышеуказанные три принципа заменяются возможностью внедрения политики на местах «без лишних вопросов». Соответствует ли это цели, которой пытаются достигнуть представители Европы – цели приближения стран Восточного партнерства к европейским стандартам? И да, и нет. Модернизация и реформы невозможны без волевых решений, но разве отраслевые реформы в обмен на демократию это то, к чему стремилось гражданское общество стран Восточного партнерства? Разве может считаться реформированием внедрение определенных принципов под страхом авторитарной расправы? Это уже вопрос не к присутствующим. Это, скорее, риторический вопрос.
Еще более подпадает под описание имитации характер отношений ЕС с Россией. Как уже упоминалось, Российская Федерация сочла малоинтересной и даже вредительской идею Восточного партнерства. Вероятно, сказался неприятный осадок от попыток создания Киевом проамериканского ГУАМа, и в этой связи Москва с подозрением отнеслась к аналогичным поползновениям со стороны Брюсселя, коим показалось Кремлю Восточное партнерство.
Вместе с тем, оставлять Россию на обочине процессов сотрудничества с ЕС было бы совершенно не по-европейски. Во-первых, потому что до сих пор в Брюсселе теоретики международных отношений убеждены, что без вовлечения России в европейские дела проект построения Общеевропейского Дома не состоится. Во-вторых, потому что практики международных отношений вынуждены прислушиваться к дипломатическим месседжам энергетических и военных стратегов Кремля.
Очевидно, что ответом на данные обстоятельства стала инициатива Европейского Союза «Партнерство для модернизации». На саммите в Ростове-на-Дону в июне 2010 г. лидерами России и ЕС было подписано совместное заявление по «Партнерству для модернизации». Документ устанавливает приоритеты и охватывает вопросы интенсификации сотрудничества в интересах модернизации между Россией и Евросоюзом. И хотя для Евросоюза главным приоритетом в рамках такого партнерства стали, так называемые отраслевые диалоги, для России Партнерство для модернизации стало поводом говорить о том, что сотрудничество с Европой постепенно выходит за экономические рамки. Российская сторона аппелирует к схожести образа жизни и ментальности ЕС и РФ, ставит ударение на многовекторности сотрудничества: в культурном, научно-техническом, и, разумеется, экономическом его измерениях.
Вместе с тем, в данном случае имитацией занимаются как Брюссель, так и Москва. Для лидеров Евросоюза Партнерство стало попыткой достичь «эффекта перетекания», когда отраслевое сотрудничество с высокой вероятностью перетечет в сотрудничество политическое, хотя все прекрасно понимают, что нового Европейского объединения угля и стали из этого партнерства никогда не выйдет. С другой стороны, Москва с удовольствием приобщается к «благам», вытекающим из Партнерства, но вместе с тем, параллельно, работает над своим интеграционным проектом – созданием Евразийского Союза.
Стоит ли за этой игрой, что-то более весомое?, – пока не совсем понятно. Разве что можно сказать, что демонстративное развитие евросоюзно-российского «романа» ведет к ослаблению трансатлантического диалога и вытеснения США из европейских дел. Угадываются признаки возникновения неформального, но фактического и латентного стратегического т.н. «конструктивного союза» решающего вопрос о распределении геополитических «зон ответственности». Кстати, на вероятность риска такого развития событий, докладчик посредством журнала «Европа» обращал внимание еще лет десять тому назад… Возможно, именно с формированием «конструктивного союза» ЕС-РФ как раз связано возникновение Политики Соседства ЕС (в 2004 г.), обструкция идеи создания «Энергетического НАТО» (в 2007 г.), бухарестский провал предоставления Украине «MAP» НАТО (в 2008 г.)
В любом случае, по поводу перспективы сотрудничества и интеграции в ЕС можно сказать, что нынешних двух- и многосторонних форматов вполне хватает, надо только «научиться ими пользоваться». Открытие дополнительных площадок не придаст чего либо существенного ни к тому перечню вопросов, который имеется, ни к инструментарию их решения.
О проблемах и возможностях интеграции Украины в ЕС сказано много, но я хочу обратить внимание еще на одно обстоятельство. Если Украина самостоятельно (по угадывающемуся примеру Турции) – без участия со стороны ЕС – решит вопросы обеспечения политического, экономического и социального прогресса, вопросы обеспечения национальной безопасности и исторической перспективы, то риск потери Киевом интереса к развитию стратегического партнерства и интеграции в ЕС возрастет весьма существенно. Если, конечно, это не является настоящей политической целью нынешнего истеблишмента ЕС…
Для более адекватного понимания перспективы развития двухсторонних отношений Украины с государствами Евросоюза, перспективы развития стратегического партнерства и политики интеграции в ЕС, нужно обратить внимание на несколько важных обстоятельств нынешнего положения дел в Украине и на некоторые особенности/странности в линии поведения ЕС. Первое, что нужно принимать во внимание при оценке сложившейся ситуации в Украине, это то, что приход к власти заведомо про-авторитарного В. Януковича был обусловлен, – или другими словами – стал ответом на провальную, в общественном восприятии, государственную политику «Оранжевой команды» В. Ющенка. Голосуя за «твердую руку» в лице В. Януковича, украинская общественность не утратила своей приверженности либерально-демократическим и гуманистическим ценностям, и всецело разделяет их с другими народами Европы. Она только признала на то время уже состоявшееся политическое банкротство «Оранжевой команды» и возмутилась предательством ее лидера, но отнюдь не забыла и не отказалась от политических завоеваний «Оранжевой революции». Итоги последних парламентских выборов в Украине, являются тому подтверждением. Украинцы, также, сделали свой цивилизационный и геополитический выбор – коим является Евросоюз, как выразитель идеи построения свободного «Общеевропейского Дома»: за, разве что, редким исключением в Украине можно услышать, что-нибудь противное «европейскому выбору»…
Второе важное обстоятельство. …Евроинтеграторам ЕС, если они в действительности такими являются, «не следует быть более набожными, чем Папа Римский»: я это к тому, что, – вот например, – не надо защищать лидера украинской оппозиции Ю. Тимошенко настолько истово, чтобы это «становилось» преградой для развития отношений Украина-ЕС. Тем более, что сама фигурантка евросоюзно-украинского спора неоднократно обращала на это внимание евросоюзной стороны… Чем дальше, тем больше создающиеся преграды отсвечивают светом лукавства, фальши и, в конце концов, предательства. Взять бы хотя бы, распространенную практику консульской дискриминации украинцев (если не издевательства), многочисленных случаев предвзятого и возмутительного обращения с украинцами миграционных и полицейских служб стран ЕС, чувствующегося прироста неуважительного, снобистского (надо еще благодарить, что не публичного) отношения к Украине в политической, экспертной среде ЕС. Все это наводит на мысль о том, а чем это, собственно, по отношению к нам украинским обывателям, вы – евросоюзники – отличаетесь от наших донецких «гангстеров»?
Третье. Украина переживает исторический период олигархии. Это плохо, это экстенсивно или даже неэффективно с точки зрения развития. Но это факт. И с этим явлением-состоянием ничего мудреного без общественных потрясений поделать нельзя. Тут или применять инструмент социально-политической революции (с заведомо известными «издержками») или вяло переживать эволюцию… Я сторонник эволюционного выбора, в частности – потому, что сложившаяся в Украине «авторитарная олигархия» это все-таки не тирания, не тоталитаризм, и даже не диктатура, – в принципе, – ничем не лучше и не хуже, чем «либеральная анархия» времен В. Ющенка. …Как весьма аргументировано на страницах влиятельной «Украинской недели» утверждает известный украинский экономист В. Лановой, и как, собственно, доказывает исторический опыт, украинская (как и любая другая) олигархия в среднесрочной перспективе обречена. Потому нужно очень серьезно задуматься: будет ли оправданной тогда скорая революционная жертва многих жизней экзальтированных украинцев «выигранным» временем?, – а также: не приведет ли это к всплеску инспирированного сепаратизма и не создаст ли, не спровоцирует ли это «оправданную» (во имя «русского мира») «гуманитарную» интервенцию со стороны Москвы (с потерей для Киева, в последствии, государственного суверенитета)? К тому же, олигархические признаки политико-экономического состояния Румынии не стали преградой ее евроинтеграции, как и весьма уютное и длительное пребывание в составе Евросоюза проолигархической Италии и Греции…
И последнее. В последнее время появилось много замечаний – укоров – касательного того, что, дескать, в Украине отсутствует консенсус относительно «европейского выбора». Ранее я уже касался этого вопроса, но следует обратить внимание еще раз на некоторую спекулятивность такой претензии, ведь: так уж ли важно каковым является количество украинского большинства сторонников европейской интеграции?, – 51 % или 99 %?, – главное, что такое большинство сложилось, состоялось. Поэтому, в Украине никакой серьезной дискуссии по поводу европейской интеграции не ведется – для этого нет необходимости.
Но, – об этом я уже говорил, – …наблюдается достаточно зримое взаимное подыгрывание Киева и Брюсселя по поводу создания «непреодолимых препятствий» интеграции Украины в Евросоюз. Согласитесь – такое противоречивое явление весьма странно. Его можно объяснить, разве что тем, что заинтересованность в этом Киева инспирируется весьма влиятельной «русской партией» украинского истеблишмента, а заинтересованность Брюсселя – партией евроскептиков – апологетов «финализации расширения» ЕС. Последняя политическая группа также находит активную поддержку из среды европейских русофилов, которые указывают на необходимость учета геополитических интересов и исторических сантиментов Москвы относительно т.н. «славянского пространства» Восточной Европы, где она развивает неоимперскую политику не то «евразийского союза», не то «русского мира»…